Страна чудес без тормозов и Конец Света - Страница 113

113

Сколько ни думаю, я не могу понять, что делают эти люди. Я возвращаюсь к печке, сажусь на стул и разглядываю тлеющие угли. Наверное, мне никогда не вспомнить Песню. Есть инструмент или нет инструмента – теперь уже все равно. Сколько ни выстраивай один за другим отдельные звуки, если нет Песни – это просто отдельные звуки.

Аккордеон у меня на столе – всего лишь красивая вещь. Кажется, я понимаю, что имел в виду Смотритель Электростанции. Инструментам не нужно звучать, сказал он. Достаточно просто смотреть на них и любоваться. Я закрываю глаза и слушаю, как снег стучит по стеклу.

Наступает обед. Старики прекращают работу и расходятся по домам. На земле остаются только лопата и кирка.

Я сажусь на стул у окна и смотрю на яму, возле которой нет ни души. Вскоре слышу, как Полковник, вернувшись, стучит в мою дверь. Его неизменные шинель и шапка густо присыпаны снегом.

– Кажется, к вечеру занесет все вокруг, – говорит он. – Есть будешь? Я принесу.

– Спасибо, – соглашаюсь я.

Минут через десять он возвращается с кастрюлей в руках и ставит ее на плиту. И только тогда осторожно снимает шинель и шапку – точно животное, которое скидывает панцирь, когда сменяется время года. Пригладив пятерней седые волосы, он садится на стул и переводит дух.

– Извини, что с тобой не позавтракал, – говорит старик. – С утра как навалилось работы – поесть было некогда.

– Так вы тоже копали яму?

– Яму? А, вон ты о чем... Такая работа не для меня. Хотя я, конечно, вовсе не против ям. – Полковник чуть усмехается. – Нет, я работал в Городе.

Еда уже подогрета, и он раскладывает ее по тарелкам. Овощное рагу с лапшой. Он дует на тарелку и с аппетитом ест.

– А зачем нужна эта яма? – спрашиваю я.

– Низачем, – отвечает старик, поднося ложку кот рту. – Они роют яму, потому что хотят ее рыть. Так что это идеальная яма.

– Не понимаю.

– Очень просто. Хотят – и роют. Больше никакой цели нет.

Я кусаю хлеб и думаю об идеальной яме.

– Иногда они роют ямы, – говорит Полковник. – Примерно так же как я играю с тобой в шахматы. Смысла это не имеет и ни к чему не ведет. Но ничего страшного в этом нет. Никто не нуждается в смысле и не собирается ни к чему приходить. Все мы здесь роем свои идеальные ямы. Бесцельные движения. Бесплодные усилия. Никуда не ведущие шаги. Замечательно, ты не находишь? Никто не обижает и никто не обижается. Никто не обгоняет и никого не обгоняют. Никто не побеждает и не проигрывает.

– Кажется, понимаю...

Старик кивает несколько раз и, наклонившись к тарелке, доедает рагу.

– Возможно, что-то в Городе тебе и кажется странным, – продолжает он. – Но для нас это все Природа. Все естественно, идеально, спокойно. Когда-нибудь поймешь. По крайней мере, я желаю тебе этого от души... Я всю жизнь был военным и ни о чем не жалею. Моя жизнь по-своему удалась. Я и сейчас еще вспоминаю, как пахнут порох и кровь, как сверкают клинки и зовет в атаку труба. Хотя ради чего мы сражались, я давно уже позабыл. Слава, любовь к Родине, боевой дух, ненависть к врагу – ничего не осталось... А ты, я вижу, очень боишься потерять себя. Я тоже боялся. Тут нет ничего зазорного. – Полковник умолк и уставился в пустоту, подбирая слова. – Но когда потеряешь себя, приходит покой... Глубокий покой, какого ты никогда не испытывал прежде. Помни об этом.

Я молча кивнул.

– Я, кстати, слышал о твоей тени, – говорит Полковник, подбирая хлебом остатки рагу на тарелке. – Говорят, твоя тень совсем плоха. От еды ее тошнит. Третий день с койки не встает. Кажется, долго не протянет. Ты бы сходил, повидал ее, если не противно. Уж она-то, я понял, ищет с тобою встречи.

– Да, наверное... – бормочу я, изображая легкое замешательство. – Мне-то не противно. Но позволит ли Страж?

– Когда тень умирает, хозяин имеет право с ней встретиться. Так заведено. Для Города смерть тени – большое событие. Даже Страж не может вмешаться. Да и зачем ему...

– Ну, что ж. Сходить, что ли, прямо сейчас? – словно бы размышляю я, выдержав паузу.

– Давай. Дело нужное. – Старик похлопывает меня по плечу. – Как раз успеешь, пока дорогу не замело. Все-таки для человека нет ничего ближе тени. Простишься с ней по-человечески – спокойнее жить будешь. Дай ей помереть спокойно. Как ни тяжело – это все для твоей же пользы.

– Понимаю, – говорю я, надеваю пальто и заматываю шею шарфом.

31

СТРАНА ЧУДЕС БЕЗ ТОРМОЗОВ

Турникет. «Полис». Стиральный порошок

До станции Аояма-Иттемэ долго идти не пришлось. Мы шагали по шпалам, а когда проносились электрички, прятались за бетонными опорами. В окнах можно было различить пассажиров. Никто из них, понятно, даже не скользнул по нам взглядом. Пассажиры метро никогда не глядят в окно. Они читают газеты или рассеянно смотрят перед собой. Метро – просто удобный способ перемещать с места на место куски городского пространства. Никто не ездит в метро из желания развлечься.

Народу в вагонах было немного, и почти все сидели. Час пик прошел. Я вспомнил, что обычно в десять утра на линии Гиндза куда многолюднее.

– Какой сегодня день? – поинтересовался я.

– Не знаю, – ответила я. – Никогда не задумывалась о днях недели.

– Для будней пассажиров маловато. – Я озадаченно покачал головой. – Наверное, воскресенье.

– Ну и что, если воскресенье?

– Да ничего... Просто воскресенье.

Передвигаться в тоннеле метро оказалось проще, чем я думал. Просторно, нечего обходить, никаких светофоров и машины не ездят. Ни пьяных, ни бьющей в глаза рекламы. Сигнальные огоньки освещают путь под ногами, а от вентиляции даже воздух свежий. После гнилостной вони Подземелья и пожаловаться не на что. Мы пропустили один поезд на Гиндзу и один на Сибуя. И вскоре из темноты показалась станция Аояма-Иттемэ.

113