– Вы очень любезны, – только и сказал я.
Через некоторое время впереди послышался шум – будто забыли закрыть кухонный кран. Водопад. В тусклом свете фонарика я не смог разобрать, но, похоже, – очень большой водопад. Если б не отключенный звук, грохотало бы, наверное, будь здоров. Мы подошли к водной стене вплотную, и мне забрызгало все очки.
– Это надо пройти насквозь? – уточнил я.
– Да. – И он без лишних объяснений растворился в стене воды. Делать нечего. Спохватившись, я поспешил за ним.
Слава богу, там, где мы шли, поливало меньше всего. Но все равно меня будто вколачивало в землю гигантским молотком. Очень мило, нечего сказать. Тут хоть три плаща напяливай – не промокнув до нитки, в чертову лабораторию не попадешь. Я понимаю, что так, видимо, нужно для какой-то особой секретности. Но разве нельзя все устроить хоть немного гостеприимнее? Внутри водопада я поскользнулся и больно ушиб колено. С отключенным звуком разница между тем, что должно звучать, и тем, что я слышал на самом деле, сбивала с толку. Что ни говори, а водопад должен шуметь, как положено нормальному водопаду.
Прорвавшись сквозь стену воды, я увидел небольшую, в человеческий рост пещеру, а в ее дальней стене – массивную железную дверь. Мой провожатый достал из кармана плаща нечто похожее на переносной калькулятор, вставил в щель замка, поколдовал над ним пару-тройку секунд – и дверь беззвучно открылась внутрь.
– Вот мы и прибыли. Прошу! – Он пропустил меня, затем вошел сам и запер дверь изнутри. – Ну что, натерпелся приключений?
– Ну, в общем... Скажи я вам – «сущие пустяки», вы же все равно не поверите.
Не выпуская из рук керосинки и не снимая капюшона с «консервами», незнакомец захохотал. Странным, утробным смехом. Уох-хо-хо...
Комната, в которой мы очутились, напоминала раздевалку бассейна: просторная, ничего лишнего, шкафчики вдоль стены. В них – все те же дождевики на вешалках, сапоги и очки-«консервы» точь-в-точь как у нас. Комплектов пять или шесть, не меньше. Все развешано и расставлено в идеальном порядке. Я стащил с себя резиновое снаряжение, повесил на свободную вешалку плащ, поставил на полку сапоги. И повесил фонарик на специальный гвоздик.
– Уж извини, что доставил тебе столько хлопот, – сказал мой спутник. – Но, знаешь ли, безопасность превыше всего. Приходится принимать меры. Там, в темноте, эти твари просто кишмя кишат. Расслабишься хоть на секунду – костей от тебя не оставят.
– Жаббервоги?
– Н-да... – Он опять закивал. – В том числе и жаббервоги.
Незнакомец провел меня из раздевалки в кабинет, сбросил наконец дождевик – и оказался невысоким, приятным на вид стариканом. Не то чтобы полноватым – скорее, приземистым и крепко сложенным. С жизнерадостным, румяным лицом. Старик достал из кармана пенсне, нацепил на нос и стал похож на какого-нибудь крупного политика довоенных времен.
Он усадил меня на диван, а сам разместился за письменным столом. Его кабинет был точь-в-точь как тот, куда привела меня розовая толстушка. Все один к одному: цвет ковра, лампы на потолке, обои на стенах, диван. На столике перед диваном – керамический курительный набор. На письменном столе – календарь. И даже скрепки, похоже, рассыпаны с точно такой же небрежностью... Словно я проделал круг и вернулся туда же, откуда вышел. Может, так оно и есть. А может, и нет. Не могу же я, в самом деле, помнить, как именно были рассыпаны эти проклятые скрепки.
Довольно долго старик изучал меня. Потом взял со стола одну скрепку, распрямил ее и принялся ковырять заусенцы вокруг ногтей. Точнее, вокруг одного ногтя на указательном пальце левой руки. А когда закончил, бросил изуродованную скрепку в пепельницу. И я подумал, что если мне все-таки грозит реинкарнация, меньше всего хотелось бы переродиться в канцелярскую скрепку. Слишком бездарно: появиться на свет лишь затем, чтобы какой-то старик потыкал тебя носом в свои заусенцы, а потом бросил в пепельницу и забыл навсегда.
– Насколько мне известно, – заговорил он, – жаббервоги сговорились с кракерами. Это, конечно, не значит, что стороны будут соблюдать какие-то обязательства. Жаббервоги слишком осторожны, а кракеры чересчур любят лезть поперед всех. Так что я уверен: весь их договор – штука временная и, так сказать, весьма локального применения. Но в целом это очень плохой знак. Жаббервоги, которые сюда и носа совать не должны, в последнее время так и шныряют вокруг. Того и гляди, это место станет их очередным притоном. Если это случится – мне и самому, как ты понимаешь, придется несладко.
– Да уж, – согласился я. Кто такие жаббервоги, я понятия не имел, но если эти чертовы кракеры заручились поддержкой со стороны, жареным пахло и для меня. До сих пор я считал, что мы конкурируем с кракерами на равных, хотя это равновесие достаточно зыбко, чтобы потерять его из-за какой-то случайности. Однако тот факт, что о жаббервогах знает старик, но не знаю я, говорил об одном: равновесие уже нарушено – и не в нашу пользу. Я не знаю о жаббервогах потому, что я рядовой конвертор. А верхний эшелон Системы, как видно, давным-давно в курсе происходящего.
– Впрочем, ладно, – продолжил он. – Это отдельный разговор. А сейчас, если не возражаешь, займемся делом.
– Разумеется, – ответил я.
– Я попросил Агентство подыскать мне самого опытного конвертора. И выбор пал на тебя. Репутация у тебя что надо. Все, у кого я спрашивал, расписывали твои достоинства: дело свое знаешь, нервы железные, дисциплинирован и так далее. Чувства локтя, правда, недостает, но в остальном, говорят, пожаловаться не на что.